Петерис Клява: «Детская реанимация — лакмус самых больших изъянов общества»

5250

Петерис Клява — всемирно известный детский реаниматолог, ученый и философ, как правило, интервью не дает. Я решила попробовать… Меня встретил мужчина, поразительно похожий на Доктора Хауса. Петерис сконфуженно спросил, действительно ли я приехала в Ригу ради беседы с ним, и сделал исключение — ответил на мои вопросы. Это интервью, в котором больше жизни, чем медицины…

Петерис Клява

ВЗ Вы известны на весь мир своими достаточно жесткими высказываниями о современных родителях и их бездумных поступках по отношению к собственным детям. Хотелось бы поинтересоваться: из какой семьи вы?

Вы известны на весь мир своими достаточно жесткими высказываниями о современных родителях и их бездумных поступках по отношению к собственным детям. Хотелось бы поинтересоваться: из какой семьи вы?

ВЗ На карьере врача, по-видимому, настаивала мать?

Петерис КляваПетерис КЛЯВА, заведующий отделением реанимации и интенсивной терапии Детской университетской клинической больницы (г. Рига, Латвия)
— Я, действительно, рос в медицинской среде, но выбор делал сам. Мечтал о карьере капитана дальнего плавания. Однако понял, что море для меня — отдых, а не работа, и отбросил эту идею. Потом заинтересовался возможностями психики человека, но не хотел быть психиатром. Пока я колебался, случилось страшное событие: моего друга привезли из Афганистана в цинковом гробу… по частям. Я был младше его на два года, и меня тоже вот-вот могли призвать в армию. Я испугался и пошел в медицинский вуз, где была военная кафедра. Поступил на лечебный факультет, но с самого начала все преподаватели в один голос твердили: «Твоя стихия — дети!» Я не обращал внимания, а потом меня с несколькими ребятами перевели на педиатрический факультет, где не хватало мужчин. Сейчас я чрезвычайно благодарен судьбе за то, что работаю с детьми, а не со взрослыми. Я купаюсь в свете детских душ, тогда как взрослые всегда настроены на негатив, недовольны, разозлены и разуверены. Спасти ребенка намного легче, чем взрослого.

ВЗ Вам привозят детей, как правило, в бесчувственном состоянии и даже младенцев, а реагировать нужно быстро. Как вам это удается?

— Мое тело — это зеркало: я за несколько секунд вижу, слышу, чувствую, анализирую и принимаю решение относительно тактики спасения. В реанимации постоянно приходится оценивать ситуацию, реагировать и прогнозировать результат. И так по кругу. Жизнь вынуждает искать субъективные симптомы, например, различать плач ребенка. Малыш может плакать от страха или боли — и это всегда разный плач. Конечно, бывают осечки, но их минимум. Чувствую при этом себя ужасно. Несколько раз в год мы собираемся всем коллективом и анализируем эти случаи, ищем причины, по которым не смогли спасти детей. Коллективный интеллект должен найти ответы на эти вопросы.

ВЗ Я знаю, что в ваше реанимационное отделение могут спокойно заходить родители. В наших больницах до сих пор сохраняется красная линия, за которой матери седеют от неизвестности…

— Я помню те времена, когда и у нас были такие условия. И это, скажу я вам, ужасно! Нет ни одной гипотетической инфекции, ради которой стоит лишать ребенка материнской любви, так нужной ему в трудную минуту! Смотрите: вот лежит мальчик, он вчера хотел помочь маме и опрокинул себе на промежность кастрюлю с кипятком. Это нестерпимая боль, поверьте! Да, он сейчас под сильными противошоковыми и успокоительными препаратами, но рядом — любящая мамочка… Разводить семью по разные стороны дверей реанимационного отделения — преступление!

ВЗ Ваша детская больница — одна из лучших, которые мне приходилось видеть. Есть ли у вас как у реаниматолога все необходимое?

— Да, наша детская больница уже несколько лет имеет очень привлекательный вид и так же отлично укомплектована. Нам доступны все инновационные технологии, кроме трансплантации печени. Мое отделение реанимации также оснащено всем необходимым. Часто слышим от иностранных коллег, которые приезжают к нам выполнять определенные оперативные вмешательства, например, из Италии, что их больницы — в значительно худшем состоянии. Мы гордимся тем, что Латвия вложила деньги в реконструкцию, а Европа ее поддержала. Заведующие нашими отделениями ездили по лучшим больницам мира и искали самые современные методики. Однако не стоит забывать, что это «сливки»: такие условия, как правило, лишь в столице страны, большинство же региональных детских больниц не имеют и половины подобного оборудования. Да и доступность медицинских услуг в Латвии не эталонная. Но за последние 20 лет латвийская медицина сделала «квантовый прыжок». Я начинал работать в ужасных условиях! Недавно рассказывал своим интернам, что в 1989 году, в начале моей врачебной карьеры, приходилось летать от больницы до больницы на вертолете. Из аппаратуры имелись только фонендоскоп и баллон с кислородом, а на все отделение реанимации были лишь два монитора! И, конечно, дети умирали очень часто. Манипуляции, которые молодые врачи сейчас считают элементарными, 20 лет тому назад стоили нам маленьких жизней. Мои интерны слушают такие рассказы, как сказки, и только улыбаются, а я им говорю, что еще через два десятилетия весь их «современный» опыт тоже будет казаться кому-то старой сказкой.

ВЗ Что, по вашему мнению, изменится в реанимации будущего, а что останется неизменным?

— Прежде всего останутся базовые физиологические функции: человек должен дышать, следовательно, нужна аппаратура для легочной вентиляции, необходима циркуляция жидкости в организме, ведь состав крови не изменяется тысячелетиями — поэтому мы так и будем вводить растворы. Так же останутся боль, инфекции, но как будут лечить эти состояния — неизвестно. Эра антибиотиков заканчивается, пересматриваются подходы к обезболиванию. Цель новейших технологий в развитых странах — помогать кардинально и с минимальным вредом для человека лечить и боль, и инфекции. Например, департамент инновационных исследований Великобритании разрабатывает концепцию, благодаря которой абсолютно все оперативные вмешательства должны выполняться через физиологические отверстия, без разрезов.

ВЗ Вернемся к началу нашего разговора: что же так беспокоит вас в поведении современных родителей?

— Это болезненная тема, и меня часто осуждают за мои высказывания. Но я не хочу, чтобы мои слова воспринимали однобоко. Наибольшее утешение для меня, если я вижу адекватных, любящих родителей, которые наперед думают о своих словах и поступках, адресованных ребенку. И, к счастью, такие есть. Однако большинство современных родителей несознательны, примитивны и дики! Они абсолютно безответственно размножаются, да еще и получают за это деньги. Тогда как 13 млн детей в мире живут в детских домах и интернатах. Что я вижу в современном обществе? Зацикленность родителей на материальном состоянии. Но то, что ты имеешь крутую машину и дом, еще не делает тебя хорошим отцом! Американское общество начало вкладывать миллиарды в образование родителей, и я уверен: впоследствии это окупится счастливым, полноценным поколением. В Латвии таких средств нет, но мы пытаемся проводить образовательные программы на те деньги, которые все же выделяются. А ситуация ужасна: 30,3% латвийских детей живут за чертой бедности! Это последние данные, которые Латвия предоставила ЕС.

Думаю, в Украине ситуация аналогичная, но от вас не требуют такой статистики, поэтому правду замалчивают. Первый шаг к изменениям — способность называть вещи своими именами, а это болезненный процесс. Надежда на то, что в вашей стране что-то изменится в ближайшие 20 лет — иллюзия. Чтобы в обществе произошли кардинальные изменения, должно «вымереть» поколение с ментальными изъянами. Это неминуемо. Наша страна уже идет этим путем 20 лет, и только сейчас мы видим первые позитивные изменения. Интеграция должна быть постепенной, соответствовать интеллекту общества, его технологиям и потенциалу. Более того, к позитивным изменениям страну могут привести люди, которые «искоренили» гниль в себе. А люди изменяются медленнее всего, они не готовы к свободе и демократии: все требуют новых прав, но при этом не знают, что такое ответственность. Вот именно эта «свобода» и сделала родителей безответственными. Детская реанимация — лакмус самых больших изъянов общества, потому я могу делать такие выводы. На днях умер ребенок, о котором просто забыли. Его длительное время не кормили. И это случилось в европейской стране! Охранник нашей больницы обратил внимание, что большинство родителей привозят детей на переднем сиденье, не пристегнутыми ремнями безопасности. А Латвия занимает первое место в Европе по количеству погибших в ДТП! Культура водителей, к сожалению, не изменилась с советских времен. Я еще 15 лет тому назад говорил президенту, что водители боятся лишь штрафов, и предлагал повысить их до 500 лат. От меня отмахнулись, мол, у людей нет таких денег. А в этом году наконец повысили штрафы, но сколько детей уже погибло… Примеров родительской безответственности огромное количество. Травматические ситуации случаются и в семьях, якобы благополучных внешне, но в которых из-за нехватки родительского внимания дети преждевременно взрослеют. Например, согласно последним статистическим данным злоупотребление алкоголем начинается с 10-летнего возраста!

ВЗ Вы чуть ли не единственный в стране поддерживали смертную казнь. Ваше мнение не изменилось?

— Нет! Я объясню, почему. Например, на днях мужчина изнасиловал 11-летнюю девочку, с матерью которой он живет, пока последняя ходила в магазин. Ко мне ребенка привезли едва живым… истекающим кровью, совсем разорванным. Ну, что я должен думать, как должен реагировать, если чуть ли не ежедневно вижу такие случаи? Я спасал жизнь девочки и размышлял о том, что этот изверг отсидит несколько лет, выйдет и сделает то же. А пока он будет сидеть, с нас будут отчислять налог на его содержание. Вот вам и демократия с привкусом педофилии…

Я не говорю, что каждого преступника нужно садить на электрический стул, но есть те, кто этого заслуживает. Например, родители, которые до смерти забивают собственных детей. Конечно, ребенок должен знать, что такое наказание, но не до смерти. Была у нас такая мать: однажды привезла ребенка с переломом черепа, сказала — упал. Мы спасли, вылечили. Через год опять мальчик попадает в наше отделение с «дыркой в голове». Смотрю, вроде ребенок ухожен, мать при деньгах. Но я вызвал социального работника, чтобы эту семью взяли на контроль. Через два года мальчика привезли с откушенными половыми органами! Мать таким способом удовлетворяла свои нетрадиционные сексуальные желания. А психолог говорила, что она нормальная… Я рассказываю это, чтобы вы поняли мое эмоциональное состояние: ведь вижу такие случаи 28 лет подряд. Не все можно понять и оправдать, слишком большую цену дети платят за таких родителей…

ВЗ Это ужасно, доктор… А какой отец вы?

— Так случилось, что я воспитываю неродных детей. Это был мой сознательный выбор. У меня 30-летняя дочка и 18-летний сын, считаю их родными и очень ими горжусь. Родители дают родным детям лишь тело, а душа — высшая структура, ее не выбирают. И главное родительское задание: помочь вырасти этой душе, заложить хороший фундамент на будущее. Я делюсь с детьми всем, что знаю сам: объясняю им принципы функционирования мира и то, кто мы есть в действительности и зачем приходим в этот мир. Самый легкий период отцовства — первый год жизнь ребенка, когда все сводится к физиологическим функциям. А самый тяжелый — подростковый возраст: ты смотришь на своего вчерашнего щекастого малыша, которому прощал любые шалости, а видишь неловкого взрослого ребенка, каждый поступок которого тебя раздражает. Этот период — вызов для родителей. Большинство, к сожалению, начинает делать из подростка «удобный для управления экземпляр», ломая его сознание, индивидуальность, характер, а по большому счету и будущее. В такой период стоит набраться терпения и включать кнопку SOS только тогда, когда опасность угрожает жизни подростка. Нужно с помощью собственных моделей поведения закладывать в сознание детей те моральные принципы, на которых они будут строить взрослую жизнь. Я просил своих детей не превращаться в «андроидов»: не прятаться от реальной жизни в виртуальной. В современном бессмысленном мире существует чрезвычайно жесткая конкуренция, а конкурируют подростки в настолько примитивных вещах — диву даешься! Их нужно любить, давать им ощущение безопасности в семье. Главная причина хаоса в современном мире — тотальная подмена ценностей. Если основная цель общества — комфорт, то такое общество ничего не стоит. Поэтому первоочередное задание любого отца — родного или приемного — укоренить в сознании ребенка настоящее и светлое.

ВЗ Вы организовывали визиты Далай-Ламы в Латвию. Эти события оправдали ваши надежды?

— Да! Основная идея была в том, чтобы дать людям уникальные знания. Далай-Лама рассказывал об этике, морали и интеграции духовных знаний в современную науку. Он был в нашей больнице, общался с детьми, а после визита в отделение онкогематологии плакал и говорил, что давно не получал такой чистой энергии сочувствия. Во время последнего его приезда мы созвали круглый стол для ученых, на котором они прослушали лекцию о высших истинах квантовой физики и нейробиологии относительно полостности форм. Наше задание на местном уровне — интегрировать эти знания в социум. Далай-Лама дает знания о природе ума, которые не противоречат ни одной из религий. Важно понимать: нет эталонной религии. Есть лишь духовность. Если в вашей религии отсутствует духовность, то какой в ней смысл? Кстати, с Далай-Ламой сотрудничают многие известные ученые: например, нобелевский лауреат, физик Брайан Джозефсон медитирует ежедневно. В познании себя есть практическое содержание: цивилизация должна подняться над примитивными религиозными понятиями! Но это еще «долгая дорога в дюнах…»

ВЗ Как вы интегрируете свои духовные поиски в традиционную медицину?

— Уже много лет учусь у тибетских лам, периодически живу в монастырях. Я 30 лет изучаю явление смерти. Это началось с тех пор, когда я понял, что не в состоянии смотреть на родительские страдания от потери ребенка и оставаться безразличным. Десятки детей умирают у меня на руках, я несу их в морг и понимаю: в отделении меня ожидают родители, и разговор с ними — моральный ад. Это разрушало меня изнутри, и помню, как после смерти еще одного ребенка в отчаянии умолял Бога помочь мне найти ответ на главный вопрос: «Почему?..» Меня не удовлетворяло религиозное объяснение явления смерти, я искал научно-интегральное. Реанимация — место, где люди оживают чаще всего. И я начал по крохам собирать информацию о том, что они переживают в этот момент.

Недавно закончилось масштабное исследование: в отделениях реанимации многих стран за определенный период реанимировали 2060 человек. Когда людей расспрашивали об их ощущении, оказалось, что 20% помнили, видели и слышали все, что происходило в реанимации и соседних помещениях. Это исследование заставило ученых задуматься над вопросом: «Кто же является носителем памяти?» Я систематизирую эти знания, пишу лекции, провожу семинары для родителей. Такие мероприятия помогают людям пережить потерю на ином уровне. Родители начинают понимать, что ребенок потерял лишь тело, а душа — бессмертна, она остается рядом. Большинство родителей просят говорить с их детьми в последний момент, ведь им такое не по силам. Кстати, дети спокойнее, по сравнению с родителями, переносят факт смерти. Большинство из них знают, что ее нет, и их ожидает просто выход из телесной оболочки. Те малыши, которые уже побывали в состоянии клинической смерти, рассказывают о чрезвычайно хорошем месте, куда они поднимались. Но есть и такие, кому очень страшно умирать. С ними нужно разговаривать, показывать им фото, рассказывать истории. Я снимаю видео с людьми, у которых был опыт клинической смерти. Их пересмотр успокаивает таких детей. Отношению к смерти также надо учить…

ВЗ Что из советской медицины вы оставили бы в будущем?

— Нельзя говорить, что в медицине раньше все было настолько плохо. Кое-что стоит перенять. Например, нас учили быть более скромными и ответственными. Контакт врача и пациента основывался на коммуникации, желании слушать и слышать. Теперь медики спрятались за аппаратуру, а она не может дать сочувствия и теплоты. Врач должен быть выше политики и жадности, желания заработать, невзирая ни на что. Точно так же утеряны отношения в коллективах: сейчас каждый сам за себя. Забыть стоит лишь старые технологии.

ВЗ Как вы оцениваете современную медицинскую этику?

— В Латвии юридическая защита пациентов организована на высоком уровне. Большинство знают свои права, а это дисциплинирует врачей. А вот с аспектами биоэтики пока не все в порядке. Мы до сих пор бросаем все усилия на спасение тех детей, которых уже спасти невозможно. Мы лечим их по агрессивным протоколам, вынуждая страдать всю семью, тогда как стоит вовремя остановиться и дать ребенку «уйти». Принимать такие решения — высший уровень биоэтики…

ВЗ Идеальный врач — какой он?

— К какому хирургу вы пошли бы: к тому, кто красиво выглядит, с сочувствием разговаривает, но не умеет оперировать, или к нелюдимому виртуозу скальпеля? Конечно, главное качество врача — знания. Очень важно уметь воспринимать новую информацию. Большинство врачей считают, что полученного в университете багажа достаточно. Мне нравятся люди, которые не боятся показаться неопытными и сознаться, что чего-то не знают.

Помню случай: я был среди инструкторов по реанимации детей в Латвии. Нас готовили американские десантники, а мы в свою очередь должны были научить других. Так вот на мой тренинг приехали три немолодые женщины из отдаленного региона страны, и я удивлялся: как они смогут все выучить и сдать очень сложный экзамен? В итоге восемь молодых реаниматологов успешно его завалили, а три 70-летние фельдшерицы успешно сдали экзамен. Они понимали: это их последний шанс! Молодежь самоуверенна, считает, что и так все знает. Образование выше любой религии или материальных ценностей…

Беседовала Татьяна ПРИХОДЬКО, «ВЗ»

Якщо ви знайшли помилку, виділіть фрагмент тексту та натисніть Ctrl+Enter.

Залишити коментар

Введіть текст коментаря
Вкажіть ім'я